Черняк: Огарев, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огаревском наследстве.
Глава VIII

ГЛАВА VIII

"Книга по частным сведениям за 1857 г.", разысканная в ходе работ по расследованию "Огаревского дела" в архиве III Отделения и оказавшаяся при ближайшем рассмотрении не чем иным, как описью трехсот с лишним перлюстрированных писем, представляет собой настолько интересную и своеобразную летопись событий и настроений переломного года в развитии России, что мы считаем необходимым рассказать о ней подробнее, тем более, что к делу, нас интересующему, книга эта имеет самое непосредственное отношение.

В середине 1857 года в Лондоне начал выходить "Колокол". И скоро лондонский вольнолюбивый звон донесся до России. Первое русское бесцензурное издание с неудержимой силой пробивалось сквозь жандармские рогатки и заставы. Герцен и Огарев становились прибежищем для каждого русского, который желал содействовать разоблачению насилий, казнокрадства, несправедливостей николаевского правительства, помещиков и чиновников, для каждого, кто, как и сам Герцен, главное зло тогдашней действительности видел в крепостном праве и самодержавном беззаконии. Выследить корреспондентов Герцена, обнаружить пути, по которым герценовские издания проникали в Россию, уловить источники "дьявольской" осведомленности Герцена обо всем том, что творилось в Петербурге, начиная с правительственных и министерских кабинетов и кончая полутемными желто-серыми судебными и иными "присутствиями", -- было страстным желанием III Отделения.

Перлюстраторы слепли, выуживая из переписок следы зловредной деятельности лондонских "крамольников".

В самоварной трубе -- в плотном свертке -- кто-то провез последние номера "Колокола" и "Полярной Звезды". Доносчику Н. И. Гречу, издателю "Северной Пчелы", кто-то их прислал по почте. Из Лондонского порта в Америку, а оттуда через Германию в Россию следует груз с "экземплярами"... "Некто" беспокоится, что в руки Герцена попала копия написанных им "Судебных сцен", запрещенных в России цензурою (это был И. С. Аксаков), -- а вдруг Герцен тиснет эти сцены [145]? -- все это должен зафиксировать перлюстратор и, приготовив копию, передать в соответствующую экспедицию III Отделения.

Но этого мало. После смерти Николая I вся страна "зажужжала". Предсмертное гуденье крепостного строя переплетается с повседневными голосами "малых" и "больших" людей, сливаясь в единый гул времени...

Тайный советник Скрипицын из-за границы, из Вейльбаума, пишет генерал-губернатору Восточной Сибири, знаменитому Муравьеву, "жалуется на существующий порядок вещей и выражает надежду, что железные дороги и пар образуют русских гражданами, а Россию -- государством и что она перестанет быть "кочующим казачьим лагерем, где меч -- единственная власть, а воля каждого сотника -- закон", и в это же время маленький чиновник Галтенов с удовольствием сообщает из Шуши в Ярославль, что он "предназначается к должности участкового заседателя, в которой содержание 1000 рублей, но безгрешно можно положить в карман тысячи две или три", и что он "в участок этот назначен только для узнания порядка службы, а обещают ему лучший участок".

Аркадий Воронцов-Вельяминов сидит в Эмсе и считает, "что "Колокол" и другие сочинения Герцена исполнены желчи", а Сергей Тимофеевич Аксаков сообщает в это и время Ивану Сергеевичу в Брюссель, что "молебствия против дождей оказались недействительными, и священник наложил трехдневный пост". Посмотрим, чем кончится пост... и предоставим слово другому священнику: "Протоиерей Макарий Знаменский Якову Макарьевичу Знаменскому -- из Ставрополя, 11 июня -- сообщает о нетрезвой жизни инспектора кавказской семинарии архимандрита Алипия и об открытии у него в шкафе распутной девки, вследствие чего воспрещено ему священное служенье".

Сергею Тимофеевичу Аксакову из Баден-Бадена в Троицко-Сергиевский посад пишут, что "деятельность лондонской и вообще заграничных русских типографий страшно усиливается ко вреду для правительства, потому что Норов и Вяземский [146] со своими цензорами хуже для России самых лютых наговорщиков и отъявленных злодеев"... В переписке помещиков мелькают известия о катастрофическом положении их хозяйств и о том, что в Смоленской губернии -- "нищенство крестьян, которых сами помещики посылают за сбором подаяний". В переписке промышленников -- о том, что невозможно "поверять капиталы промышленным предприятиям" о том, наконец, что "в России много фабрик, но нет сведущих фабрикантов". А Ив. Редькин -- наивная душа -- удивляется, что назначили Михайлова (и в скобках приведено краткое и выразительное его прозвище: Крокодил) для ревизии, а Алексей Ган поражен обилием разговоров после смерти "незабвенного" Николая Павловича.

И вот поднимается с этих желтых, разграфленных чиновничьим равнодушием листов дым пожаров и крестьянских расправ с наиболее лютыми помещиками и бурмистрами, и огонь грядущей революции лижет корешок перлюстрационной книги.

В бумагах Н. М. Сатина и А. А. Тучкова мы разыскали два замечательных документа. Без комментариев и подробностей в первом из них перечислены известные Сатину случаи возмездия помещикам-насильникам. Это -- расправы 1854--1855 годов, грозным предзнаменованием поразившие воображение не одного Сатина. Документ Тучкова, относящийся к 1848 году, рассказывает языком либерального предводителя дворянства о рядовом случае помещичьих насилий. Либеральные протесты сороковых годов, ожесточенное отчаяние крестьянской массы в пятидесятых и в начале шестидесятых -- горчайшая из жертв правительства Александра II. Николай Чернышевский -- единственный подлинный вождь крестьянской революции, не обманутый ни либеральной фразой, ни фанфаронадой славословий "крестьянскому царю" и его реформам.

Осенью 1857 года попало в перлюстрацию письмо, подписанное двумя литерами: "А. С." и направлявшееся в Москву к Ф. Самарину.

В "книге частных сведений" III Отделения под No95 содержание письма излагалось так:

"О книге: вступление на престол императора Николая I; о бароне Корфе; о "Колоколе" (пуст и гадок) и о том, что Герцен не принял Некрасова, потому что он должен Огареву, который поселился в Лондоне с Герценом".

Вот все, что заинтересовало чиновников III Отделения в этом письме [147]! На плотном белом листке старательным канцелярским почерком было выведено:

"Говорят, что Герцен не принял Некрасова потому, что он должен Огареву, который окончательно поселился в Лондоне с Герценом. "Колокол" и пуст, и гадок, и глуп, по моему мнению" [148].

Эта выписка из перлюстрированного письма была передана в "экспедицию", занимавшуюся политическими розысками.

Жандармская машина была приведена в движение. "Какой это Огарев?" -- запрашивала карандашная резолюция, и в ответ составлялись подробные справки по имевшимся старым "делам", писались отношения, собирались сведения. Давнее "дело" против Огарева, возникшее в 1849 году и кончившееся для него сравнительно благополучно, снова было пущено в ход.

6 октября 1857 года в министерство иностранных дел была направлена следующая бумага:

"Господину исправляющему должность товарища Министра Иностранных Дел.

Считаю долгом покорнейше просить В-е п-во, не изволите ли вы, м. г., признать возможным истребовать от посольства нашего при Великобританском дворе сведение: кто именно сей Огарев, когда и с каким паспортом он прибыл в Лондон и что вообще известно о нем посольству. О последующем же я буду иметь честь ожидать уведомление В-го п-ва. За отс. Гл. Н-ка ]149] Тимашев".

Этим запросом начинается чрезвычайно выразительная переписка, длившаяся в течение двух лет -- до осени 1859 года, когда Огарев ответил решительным отказом на все требования вернуться в Россию.

Вот эта переписка в полной неприкосновенности [150]:

1.

Секретно

No 4050. [Получено] 30 ноября 1857 г.

МИНИСТЕРСТВО

ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

ДЕПАРТАМЕНТ

ВНУТРЕННИХ

СНОШЕНИЙ

Отделение I

Стол 4

Ноября 29 дня 1857 г.

No390

Господину Главному Начальнику III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии

[Резолюция:] Доложено Его Величеству 9 декабря.

Иметь этого Огарева в виду и переговорить о нем при первом свидании.

Представить вместе с перепиской о Михайловском [151].

Справиться прежде всего, на какое время уволен за границу. 10 декаб. [152].

В следствие отношения свиты Его Императорского Величества генерал-майора Тимашева от 6 октября за No2223 было поручено посольству нашему в Лондоне доставить сведения о поселившемся в Лондоне Огареве,

Поверенный в делах действительный статский советник барон Николаи доносит ныне, что о времени приезда помянутого Огарева в Лондон, а также о том, кто он именно, невозможно получить официальных сведений, потому что Великобританское правительство не собирает о том известий. Частным же образом до сведения барона Николай дошло, что Огарев выдает себя за Московского уроженца, женатого на дворянке Пензенской губернии, что он путешествовал по Италии и прибыл в Лондон с год тому назад. К сему поверенный в делах присовокупляет, что Огарев проживает вместе с Герценом в местечке Потне (Putney).

Считаю долгом довести о вышеизложенном до сведения Вашего Сиятельства.

2.

Отставной коллежский регистратор Огарев (родственник генерал-адъютанта) просил в декабре 1855 года об увольнении его, с женою, в Германию и Италию, для излечения болезни.

По представлении г. генерал-адъютанту князю Орлову прилагаемой справки об Огареве, сообщено было его сиятельством министру внутренних дел, что препятствия к увольнению Огарева за границу со стороны 3-го Отделения не встречается.

Вопрос нашему Посольству в Лондоне об Огареве был сделан вследствие частного сведения, что Огарев вошел в близкие сношения с Герценом.

3.

Справка: Вследствие частного сведения, что Огарев поселился в Лондоне и вошел в сношения с Герценом, 3-е Отделение просило Министерство Иностранных Дел узнать, кто именно этот Огарев?

Из отзыва барона Николаи видно, что Огарев, проживающий вместе с Герценом в местечке Потне, выдает себя за Московского уроженца, женатого на дворянке Пензенской губернии, и что он путешествовал по Италии, а осенью 1856 года прибыл в Лондон.

Так как из дел 3-го Отделения видно, что в начале 1856 года уволен был за границу дворянин Пензенской губернии отставной коллежский регистратор Николай Огарев, то спрошен был Министр Внутренних Дел: на какой срок был он уволен, и ежели срок миновал, то была ли ему дана отсрочка?

Действительный тайный советник Ланской отвечал на это, что ему паспорт выдан был без ограничения срока [154] и что об отсрочке пребывания его за границею ходатайства в Министерство не поступало. 28 февраля 1858.

4.

[Резолюция:] Высочайше поведено относительно Огарева поступить на основании нижеприведенных примеров. "З" апреля.

Помещик Пензенской губернии, отставной коллежский регистратор Николай Огарев уволен, с Высочайшего разрешения, в генваре 1856 года, к Гастейнским минеральным водам и в Северную Италию, для излечения болезни.

Заграничный паспорт на следование его, с женою, за границу выдан ему без означения срока, и он, на основании существующих постановлений, может оставаться за границею в течение 5-ти лет.

В 1857 году Огарев объявил себя сотрудником Герцена по изданию журнала "Колокол" и помещает с тех пор свои статьи в этом журнале, независимо от того он издал отдельно некоторые свои сочинения.

Пример: 1. Коллежский секретарь Головин, находясь в 1843 году в Париже, намерен был издать там политическую экономию, в которой обнаруживалось свободомыслие и нерасположение его к монархическому правлению. По получении сведения об этом, Высочайше повелено было объявить ему возвратиться в отечество; но он, не смотря на неоднократные подтверждения, не исполнил сего, и потому в 1844 г. повелено было сообщить Министру Юстиции, чтобы он сделал распоряжение о поступлении с Головиным по законам. Преданный вследствие того суду, он лишен чинов и дворянства, с назначением, в случае явки в Россию, в ссылку в Сибирь, в каторжную работу.

2. По получении в 1843 г. сведений, что отставной прапорщик Бакунин имел сношения с злоумышленниками в Швейцарии, объявлено ему было, чтобы он немедленно возвратился в отечество; он под разными предлогами не исполнил этого, и в 1844 году Высочайше повелено Министру Юстиции подвергнуть Бакунина ответственности по силе законов. Во исполнение сего он предан был суду и приговорен к тому же наказанию, к какому приговорен Головин.

3. В 1849 г. сделалось известным, что надворный советник Герцен вовлекся в сообщество демократов и вошел в тесную связь с Бакуниным и Головиным и другими злоумышленниками. Ему объявлена была Высочайшая воля, чтобы он немедленно возвратился в Россию, но он отказался от исполнения оной, и Высочайше повелено было поступить с ним по всей строгости законов. По предании его, вследствие того, суду, он признан, с лишением всех прав состояния, навсегда изгнанным из отечества, а имение его предоставлено его наследникам.

5.

No753

Господину Товарищу М-ра Иностр-х Дел.

Г-рь И-р Высочайше повелеть соизволил: объявить находящемуся в Англии помещику Пензенской губернии отставному коллежскому регистратору Николаю Огареву (который, как видно из отношения В-го П-ва от 29 ноября 1857 г. No390, проживал тогда в м. Потне), чтобы он немедленно возвратился в отечество и что в случае неисполнения сего он подвергнется ответственности по всей строгости законов.

Сообщая В-му П-ву о таковой Высочайшей воле, для надлежащего сношения по этому предмету с Посольством нашим в Лондоне, имею честь покорнейше просить, не изволите ли вы, м. г., приказать с объявлением коллежскому регистратору Огареву вышеизложенного повеления, истребовать от него письменный на сие отзыв и сообщить мне оный.

6.

No1339 [Получено] 8 апреля 1859 года

МИНИСТЕРСТВО

ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

ДЕПАРТАМЕНТ

ВНУТРЕННИХ

СНОШЕНИЙ

Отделение I

Стол 4

Апреля 7-го дня 1859 г.

No54

Господину Главному Начальнику III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии.

Во исполнение Высочайшего повеления, изображенного в отношении Вашего Сиятельства от 4 апреля No753, поручено нашему посланнику в Лондоне объявить находящемуся в Англии помещику Пензенской губернии, отставному коллежскому регистратору Огареву, чтобы он немедленно возвратился в отечество под опасением подвергнуться в противном случае ответственности по всей строгости законов, при чем предписано действительному тайному советнику барону Бруннову истребовать от г. Огарева письменный на сие отзыв. Имею честь довести о вышеизложенном до вашего сведения.

7. No2152. [Получено] 26 июня 1859 года Секретно

МИНИСТЕРСТВО

ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

ВНУТРЕННИХ

СНОШЕНИЙ

Отделение I

Стол 4

Июня 22-го дня 1859 г.

No68

Господину Главному Начальнику III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии

В дополнение к отношению моему от 7 апреля No54 имею честь препроводить к Вашему Сиятельству, для прочтения, полученный мною от нашего посланника в Лондоне отзыв о сделанном находящемуся там помещику Пензенской губернии, отставному коллежскому регистратору Огареву объявлении, чтобы он немедленно возвратился в отечество, а также следующие к отзыву приложения. Из этой переписки вы изволите усмотреть, между прочим, что, по приказанию действительного тайного советника барона Бруннова, Генеральный консул выдал жене г-на Огарева, Наталье Огаревой, паспорт на проезд ее в С. -Петербург с малолетнею дочерью Елизаветою. Вместе с тем обращаюсь к Вашему Сиятельству с покорнейшею просьбою приказать возвратить мне означенные бумаги, по миновании в них надобности.

Доложено Его Величеству 24 июня.

8.

Выписка

По объявлении кол. per. Огареву Высочайшего повеления о немедленном возвращении его в Россию -- он вместо требуемого от него положительного отзыва на сие выдал расписку в получении пакета, заключавшего письмо к нему о сем нашего посланника в Лондоне, и вслед за тем представил запечатанное письмо на имя Г-ря Им-ра, прося повергнуть оное, чрез М-ра Иностр-х Дел, на воззрение Его Велич-ва, в случае же неудобоисполнимости сего -- возвратить ему, Огареву. По объявлении же ему, что Посольствам нашим не разрешено принимать запечатанных прошений на Высочайшее имя, Огарев прислал означенное письмо распечатанным.

По прочтении сего последнего, барон Бруннов писал Огареву:

1) что данное ему, бар. Бруннову, поручение состоит лишь в том, чтобы взять письменный отзыв на объявленное ему, Огареву, требование о немедленном возвращении его в Россию;

2) что он, Огарев, не ограничиваясь простым ответом, входит в своем прошении в объяснения, не касающиеся дела;

3) рассуждения Огарева о действиях 3-го Отделения Собств. Е. И. В. Канцелярии и неопределенные обвинения его неуместны в прошении на Высочайшее Имя и что вследствие сего бар. Бруннов хотя не присваивает себе права судить об убеждениях его, Огарева, но тем не менее не может взять на себя ответственности в передаче выражений, оскорбительных для лиц, окружающих Государя.

А потому, желая устранить могущие быть для Огарева неприятные последствия, бар. Бруннов возвратил ему означенное прошение, прося уведомить о том, намерен ли он, Огарев, последовать предписанию о возвращении его в Россию. Вместе с сим т. с. Бруннов уведомил Огарева, что к выдаче, согласно его просьбе, паспорта жене его Наталье Огаревой с малолетнею дочерью на проезд в Россию со стороны Посольства препятствий не имеется и что распоряжение о сем уже сделано,

9.

по No2152

3 июля 1859 года

No1298

Господину Товарищу М-ра Иностр-х Дел

Препровожденный ко мне при отношении В-го П-ва за No68 отзыв Посланника нашего в Лондоне о сделанном находящемуся там коллежскому секретарю Огареву объявлении, чтобы он немедленно прибыл в Россию, имею честь с приложенными к сему отзыву бумагами, возвратить В-у П-ву. Подписал:

Генерал-адъютант князь Долгоруков

[Резолюция] Сделать для дела выписку из возвращающихся бумаг. Если Огарев не воротится через два месяца, то доложить о нем.

10.

16 июля 1859 года

No1364

Секретно

Господину Товарищу М-ра Иностр-х Дел

После отношения В-го П-ва за No68 -- о находящемся в Англии коллежском регистраторе Огареве -- получен No44 газеты "Колокол", в котором Огарев, описывая сношения с ним по поводу вызова его в Россию, поместил переписку свою с Посланником нашим при Великобританском дворе и некоторые свои замечания на оную.

По всеподданнейшему моему о сем докладу, Г-рь И-р высочайше повелеть соизволил: поручить Д-у т-у с-у [154] барону Бруннову истребовать от коллежского регистратора Огарева положительный отзыв, намерен ли он, согласно

Высочайшему повелению, последовавшему в апреле м-це сего года, немедленно возвратиться в отечество, и предварить его при том, что в случае неисполнения сего приняты будут в отношении его законные меры.

Сообщая о сем В-у П-ву, для надлежащего сношения по тому предмету с г. Посланником, имею честь покорнейше просить, не изволите ли вы, м. г., почтить меня уведомлением о последующем.

11.

No2455

21 июля 1859 года

МИНИСТЕРСТВО

ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

СНОШЕНИЙ

Отделение I

Стол 4

No74

Господину Главному Начальнику III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии

Во исполнение Высочайшего повеления, изображенного в отношении Вашего Сиятельства от 16 июля No1364, поручено нашему Посланнику в Лондоне истребовать от находящегося в Англии коллежского регистратора Огарева положительный отзыв, намерен ли он немедленно возвратиться в отечество, и предварить его, что в случае неисполнения сего приняты будут в отношении к нему законные меры.

Считаю долгом довести о том до вашего сведения.

12.

No2950

11 сентября 1859 года

МИНИСТЕРСТВО

ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

ВНУТРЕННИХ

СНОШЕНИЙ

Отделение I

Стол 4

1859 г. No87

Господину Главному Начальнику III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии

В дополнение к отношению от 20 июля No74 имею честь препроводить к Вашему Сиятельству доставленное мне нашим Посланником в Лондоне донесение к нему Генерального Консула Кремера и упоминаемый в нем письменный отзыв коллежского регистратора Огарева, покорнейше прося вас, по миновании надобности в донесении г. Кремера, благоволить мне оное возвратить.

[Резолюция:] Донесение г. Кремера возвратить, а об Огареве мы поговорим по возвращении моем в СПБург.

И вслед затем донесение было возвращено, а в деле III Отделения оставлена нижеследующая собственноручная записка Огарева:

13.

"Колоколе" [155], я ничего прибавить не могу.

29 августа 1859 года Лондон

Николай Огарев

[приписано карандашом:] Об этом помещена небольшая статейка в No51 "Колокола".

И 25 октября 1859 года на всеподданнейший доклад была положена резолюция: "Дать делу законный ход".

Огарев отвечал (от 27 ноября 1859 года, перевод с французского):

"Г. Огарев имеет честь представить свои извинения г. Гроту в том, что, за отсутствием его из Лондона, промедлил ответом. Вернувшись из поездки, он весьма сожалеет, что не может удовлетворить г. Грота, в виду того, что, ответив на вопросы, ему предложенные, г. Огарев не может рассчитывать на новые сообщения со стороны консульства; но, если последнее имеет ему что-либо сообщить, г. Огарев всегда готов выслушать".

В ответ 5 декабря Грот сообщил Огареву, что государь император повелел поступить с ним по всей строгости законов.

Дело, производившееся против Огарева, шло своим порядком, и 21 мая 1860 года пензенский офицер корпуса жандармов сообщил в III Отделение, что пензенская уголовная палата приговорила Огарева к лишению всех прав состояния.

через русское посольство в Лондоне. Государственный совет с этим согласился, и мнение его удостоено высочайшего утверждения 27 декабря 1860 года.

Возникшая вслед затем любопытная переписка III Отделения с министерствами юстиции и иностранных дел об объявлении Огареву определения сената закончилась решением -- не объявлять. 10 августа 1862 года министр юстиции писал Долгорукову:

"Так как Огарев неоднократно употреблял во зло делаемые ему объявления, печатая их с неуместными рассуждениями в "Колоколе", то д. т. сов. бар. Бруннов полагал более соответственным достоинству нашего правительства не входить более в сношение с Огаревым, а ограничиться напечатанием требуемого начальником Пензенской губ. объявления в официальных ведомостях. Вследствие сего в министерстве юстиции был возбужден вопрос, можно ли допустить опубликование в ведомостях судебных приговоров о лицах, приговоренных к изгнанию из пределов государства, как способ объявления их осужденным. По отношению к частному делу об Огареве вопрос этот был разрешен министерством отрицательно, на основаниях, которые Ваше Сиятельство изволите усмотреть из прилагаемой при сем выписки, но как вопрос общий, могущий повлечь за собою некоторое изменение в существенной части уголовного судопроизводства, а потому подлежащий строгому обсуждению, он и по настоящее время находится в рассмотрении министерства".

"Сенатских Ведомостях" и сообщить через посланника.

Примечания:

"Полярной Звезде" на 1858 год.

[146] Министр и товарищ министра народного просвещения.

[147] Письмо написано, по-видимому, А. О. Смирновой. Она находилась тогда в Баден-Бадене; ее переписка с Самариным известна.

[148] М. К. Лемке, публикуя (неисправно) эту выписку, ошибся, приняв ее за анонимную записку. Он был введен в заблуждение имеющейся внизу листка справкой: "см. кн. частных сведений No95". На этот раз "книга частных сведений" оказалась описью перлюстраций за вторую половину 1857 года. См. собр. соч. А. И. Герцена, под ред. М. К. Лемке, т. IX, стр. 41--42, и подлинное "Дело", 1849 г., No67, ч. IV, I экспедиции III Отд. с. е. и. в. канцелярии. О пензенских дворянах, обвиняемых во вредных и безнравственных поступках. О коллежском регистраторе Н. П. Огареве, л. 34.

[149] Главного начальника.

[151] Михайловский -- это Генрих Михаловский, служивший в Лондоне у книготорговца Трюбнера, занимавшегося продажей сочинений Герцена. Михайловский предложил III Отделению свои услуги и был публично разоблачен Герценом в "Колоколе".

[152] На основании приведенной резолюции, в тот же день, 10 декабря, князь Долгоруков запросил министра внутренних дел, на какой срок выдан паспорт и не предоставлялась ли отсрочка. 18 декабря С. Ланской, отвечая на этот запрос, сообщил, что Огареву паспорт был выдан без указания срока, т. е.. на пять лет.

[153] "Такой паспорт имеет силу в течении 5 лет" (примеч. в подлиннике).

[154] Действительному тайному советнику.

"Колоколе" же, в No46, было напечатано ниже следующее письмо Огарева Александру II. Воспроизводим его по статье Н. Н. Алексеева в No3 "Красного архива" за 1923 г., стр. 209--210.

Государь!

Ваше царствование -- великий шаг в русской жизни. Словом "освобождение крестьян" вы вызвали русские силы к деятельности и положили основание светлой будущности России.

Глубоко увлеченный вашим благородным начинанием, я высказал мое чувство в 9 листе "Колокола" и стал подписывать мое имя под моими статьями, полный веры, что ваше величество оценит откровенность, внушенную уважением к вашей личности.

С тех пор прошло более года. Ныне 3-е Отделение требует моего возвращения в Россию, требует до истечения законного срока паспорта -- требует именем вашего величества.

Обрекая себя на мое заветное дело -- посильно разъяснять русские вопросы и перед лицом вашего величества и моих сограждан обличать зло и неправосудие, свирепствующие в России, -- я глубоко чувствую, что здесь, в Лондоне, я полезнее моему отечеству, чем бы я мог быть дома.

Мне тяжело на чужбине, я слишком русский человек и слишком мало верю в Европу, чтобы выносить заграничную жизнь без глубокой тоски по родине. Но, раз принявшись за дело по убеждению, я не могу оставить моего поста, не унижаясь перед собственной совестью.

И в наше время 3-е Отделение вызывает меня. В то время, когда вопрос об освобождении крестьян близок к решению, когда ваше величество более и более склоняетесь к мысли о необходимости немедленного выкупа их со всею их землею, без урочного положения, которое могло бы только навлечь на Россию смуты, совершенно устраняемые немедленным повсеместным выкупом.

время, когда и самая война, если не замедлит внутреннего развития, то положит решение мировой задаче ввода славянских общинных племен в историческую жизнь.

падает, конечно, не на меня, а на 3-е Отделение, государь! По его полицейскому вызову я не могу ехать в Россию.

Я возвращусь, когда в России будет властвовать ваша освобожденная воля, а не произвол сановников своекорыстных, неправосудных и бездарных, застилающих от вас правду и живую жизнь русского города. Я возвращусь, когда отсутствие административного насилия, гласность суда и возможная свобода печати обеспечат личность и слово. Я возвращусь -- не по вызову 3-го Отделения, а потому, что вы сами, государь, признаете необходимость свободного въезда в Россию всем истинным сынам ее.

Государь! Я лично ничего не прошу у вас; мое письмо бескорыстно.

Примите его за то, что оно есть, за чистый голос правды и любви к отечеству.

Вашего величества всеподданнейший слуга

Лондон, [11 мая] 30 апреля 1859 года