Известный борец за русскую свободу и счастье человечества Николай Платонович Огарев был глубоко несчастлив в личной жизни. Первая жена была с ним 4 года, вторая - 8 лет. Лишь неграмотная англичанка лондонского "дна" на протяжении 18 лет была добровольному изгнаннику нянькой, любовницей и сестрой милосердия.
Любовь - на "алтарь всемирного чувства"?
Огарев от природы был крайне женолюбив. Он как-то признавался своему лучшему другу Александру Герцену: "Ты еще не знал во мне одного необычайного достоинства - ужасной влюбчивости".
Будущий философ рано почувствовал жажду близости с женщиной. Он однажды каялся невесте, что в 17 лет имел отношения "без любви с обеих сторон, постыдный торг между неопытным мальчиком и публичною девкой". Потом у него был роман с молоденькой родственницей, жившей в поместье его богатого отца. К студенческим годам относится связь с простой девушкой, о чем он сам потом рассказал в своей автобиографической "Исповеди лишнего человека".
Будучи высланным из Москвы в 1935 году в Пензенскую губернию, молодой бунтарь до знакомства с невестой за один год успел пережить увлечения двумя кузинами. Первое увлечение было мимолетным: героиня романа оказалась "глупа, как пробка". Вторую кузину Огарев сначала пробует сделать участницей своей духовной жизни. Потом, отчаявшись в этом, пытается просто размежеваться с нею.
В это время Огарев убеждает сам себя: "Я не должен предаваться любви: моя любовь посвящена высшей, универсальной "Любви", в основе которой нет эгоистического чувства наслаждения; я принесу мою настоящую любовь в жертву на алтарь всемирного чувства". Но ему хотелось женской ласки и казалось, что личное чувство, пожалуй, еще и усилит тягу к добру. Нужна только девушка, способная разделить его стремления.
Расшатанное счастье
И вот такое существо оказалось совсем близко, в доме пензенского губернатора. В феврале 1836 года Огарев объяснился с Марией Львовной Рославлевой. Между обручением и свадьбой, состоявшейся в 1838 году, Огарев писал невесте: "Единственная, которую я могу истинно любить, это ты, и я клянусь тебе, что эта любовь будет вечною... Я живу другою жизнью с тех пор, как люблю тебя; возьми меня перерожденного и забудь прежнего меня: то был почти зверь, этот - человек".
Мария Львовна была далеко не красавицей, но, по общему мнению, женщиной очень умной и интересной. Она догадывалась, что друзья Огарева, и прежде всего строгий Герцен, смотрят на женитьбу своего обаятельного друга как на западню, в которой могут погибнуть все его планы борьбы с деспотизмом в России. Поэтому она сразу вошла в роль надежной спутницы жизни своего мужа, по натуре все-таки мечтателя и идеалиста. Но стоило Мари побывать в обеих столицах, присмотреться к привольной жизни аристократов, как в ней проснулись порочные инстинкты. В ее характере стали проявляться упрямство и взбалмошность.
и дружбой для него нет. Они обе неразделимы с его существом. Поставленный между двух огней, Огарев терял мужество. Чтобы заглушить свои мрачные мысли, он начал кутить. "Герцен!.. Моя душа распалась надвое. Вражда между дружбой и любовью разорвала меня... Умоляю тебя, соедини два разорванные элемента моей души".
Летом 1841 года супруги Огаревы выехали за границу. Здесь Мари сошлась с молодым русским художником, приятелем Огарева. Соратник Герцена Сатин писал в 1842 году из Неаполя: " Огарев поневоле виноват в одном - в своей слабости. Он никогда не мог бы переделать натуры своей жены, не мог бы остановить ее дурные наклонности... Для него выход невозможен, страдания неизбежны".
Страдающий Огарев выдает жене вексель в 30 тысяч рублей и назначает ей ежегодное содержание. Скоро в Москве узнали, что беременная Мария Львовна собирается подарить Огареву прижитого от приятеля ребенка, которого он согласился признать своим. Изумление было всеобщим. Возмущенный Герцен воскликнул 10 октября 1844 года: "Да когда же предел этим гнусностям их семейной жизни?".
Но ребенок родился мертвым, и это явилось последним актом семейной драмы Огаревых. В декабре 1844 года супруги разъехались и навсегда. С потерей жены для Огарева рушился целый мир жизненных целей и все обещания и зароки, данные себе на прохождение земного поприща под недремлющим взором Провидения. Вокруг него образовалась пустота...
Прекрасная дама
Сухово-Кобылиных в Подмосковье.
Здесь он влюбляется в их дочь Евдокию Васильевну. Душеньке, как ее звали дома, шел двадцатый год, и она слыла первой московской красавицей. Ей суждено было стать вдохновительницей музы Огарева , его идеалом, его Прекрасной Дамой. Именно для Душеньки он в 1841-1845 годах написал цикл из 45 лирических стихотворений под названием "Книга любви".
Женатый Огарев не мог сделать предложение Евдокии Васильевне, он даже из робости не рискнул признаться ей в любви. Сердцем поэт чувствовал, что девушка к нему неравнодушна. Она действительно долгое время отвергала предложения своих многочисленных поклонников. Но когда весной 1846 года Огарев вернулся в Россию после окончательного разрыва с женой, его Прекрасная Дама была уже помолвлена с другим.
"Директор совести", как звали Ника друзья, не решается препятствовать девушке выйти замуж. Судьба Душеньки сложилась счастливо. Она прожила долгую жизнь с любимым и любящим мужем, родила четырех сыновей и дочь.
В 1848 году некоторые виды имела на Огарева 32-летняя графиня Елизавета Салиас де Турнемир, носившая писательский псевдоним Евгения Тур. Из-за бесчисленных увлечений ее прозвали русской Жорж Санд. В том году она со своими детьми гостила по приглашению Николая Платоновича в его имении. Но Елизавета Васильевна первой заметила, что в Огарева влюблена младшая из дочерей старого декабриста Тучкова, 19-летняя Наташа. Будучи светской женщиной, графиня и виду не подала, что Огарев обманул ее ожидания.
"печатью проклятия"
Подвергшийся горьким испытаниям в семейной жизни идеалист и думать забыл о своей гостье-писательнице. Он снова казался себе молодым (всего-то 35 лет), был снова влюбленным и полным надежд на новое счастье. Любитель отвести душу игрой на фортепьяно и гитаре, Огарев даже музыку стал сочинять. И все это для любимой, для Наташи Тучковой. "Разве так трудно быть нравственно сильным, если чувствуешь, что в тебе заложено счастье, в котором не сомневаешься?" - вопрошал он тогда. Огарев не придал большого значения тому, что новая избранница отличалась капризным и своенравным характером и привыкла всегда и во всем настаивать на своем.
Наташа Тучкова любила Огарева или, может быть, думала, что любит. И в 1849 году наперекор воле отца соединилась с ним в гражданском браке. В следующем году Огарев был арестован по доносу в том, что состоит в "секте коммунистов". Но он быстро оказался на свободе, так как его увлечение утопиями Сен-Симона и Фурье царские власти сочли не опасным для себя. Тем не менее после регистрации второго брака, ставшей возможной после смерти в 1853 году в Париже первой жены, Огарев в 1856 году окончательно покинул Россию.
В Лондоне новобрачные поселились у Искандера, друга до гробовой доски. "Пир дружбы, пир идей" закончился "кружением сердец". У Натальи Алексеевны разгорелось чувство к недавно овдовевшему Герцену, тяжко переживавшему предсмертную любовь своей жены к женатому социалисту Георгу Гервегу (за моральную распущенность Герцен потребовал привлечь Гервега к суду Международной демократии). Год спустя после приезда в Лондон Искандер и Наталья Тучкова-Огарева фактически уже были мужем и женой. Огарев безропотно нес свой крест и даже оставался жить с ними в одном доме.
Вскоре у Натальи Алексеевны рождаются от Герцена дочь Лиза, а затем близнецы. Отцом детей числился, конечно, Огарев, которого Лиза очень любила, пока ей в 10-летнем возрасте не открыли, кто ее настоящий отец (на этом пагубном для психики девочки решении настояла Тучкова).
и изнуряет Герцена и Огарева мрачными, с самозаклинанием на аскетизм, письмами. Искандер раздражался и болел всей душой. Огарев тщетно силился водворить мир. "Что любовь моя к тебе так же действительна теперь, как на Воробьевых горах, в этом я не сомневаюсь",- писал он своему соратнику в 1861 году (на Воробьевых горах 15-летние мальчики бросились в объятия друг другу и поклялись: "Вместе идем! Вместе идем!").
В 1870 году наполненная сплошной мукой жизнь "русского Вольтера", Герцена, угасает. Еще раньше терпит крушение его детище - бесцензурная газета "Колокол". Пять лет спустя неуравновешенная 17-летняя дочь Тучковой Лиза на любовной почве кончает самоубийством. Совершенно сломленная Тучкова-Огарева после 20-летних странствий возвращается на родину, где ее ждут 37 одиноких, старческих лет.
Доброе сердце англичанки
В свои 63 года Огарев, не рассчитывавший пережить друга, умирал дряхлым стариком, ни на что не способным. Он скончался на руках нежной английской вдовы Мэри Сетерленд, которую отыскал на лондонском "дне" в 1859 году. На протяжении 18 лет она была его нянькой, любовницей и сестрой милосердия. Ведь Огарев с детства страдал эпилепсией. И Мэри оберегала его как ребенка, предугадывая время припадков. Неграмотная шотландка в трудные годы не оставила его.
6 июня 1877 года припадок у лондонского изгнанника случился не дома, а на улице. При падении он повредил позвоночник и 6 дней спустя скончался в английском Гринвиче, не приходя в сознание. В 1966 году прах демократа и поэта, получившего приставку "революционный", был перевезен в Москву и захоронен на Новодевичьем кладбище.
"Для нас семейная жизнь была на втором плане, а на первом - наша деятельность. Ну и смотри - пропаганда наша удалась, а семейная жизнь пострадала". Более откровенным он был с Огаревым : "Мы к концу жизни ведем дрянную, узкую, неустроенную жизнь".
Провидение не благоволило им обоим...