Ночь
(Посвящено Г<ерцен>у и Н<атали>и)
Per me si va tra la perduta gente...
Dante
1
По скату длинному дороги
Я шел задумчивой стопой,
Томимый грозною тоской
И скорбью внутренней тревоги.
По лону низменной земли,
Окутан дымкою седою,
Тянулся город и вдали
Терялся слитый с поздней мглою.
Уже я смутно различал
И труб и кровель лес дремучий;
Над ними ветер бушевал
И серые бродили тучи.
Неслышным шагом кралась ночь
И - стогны в сумрак поглощая -
Пришла туманная, сырая;
Ее дыханья превозмочь
И - содрогаясь - холодело.
Уже зажглися фонари
И в небе, в мгле сырого пара,
Блеснули трепетом зари
Иль дальним заревом пожара;
И эта ночь и этот свет,
Казалось, полны духом бед.
2
Пошел я улицею длинной;
Дома дремали в тишине,
И было в городе пустынно...
Но с каждым шагом стали мне
Встречаться чаще пешеходы,
Трещал все ближе стук карет,
Блеснул из лавок яркий свет,
И как колеблемые воды
Задвигались толпы людей,
Ряды колес и лошадей,
И стук и говор поминутный
Слилися в гул враждебно смутный.
В разгаре бешеном столицы
И с беспокойною душой
Невольно вглядывался в лицы,
Меж тем как быстро тень по ним
Менялась с блеском огневым.
И вот мне, с ясностью бесплодной
Мелькнув среди бродящих дум,
Мучительно пришло на ум,
Неотразимо, безотходно -
Сознанье, что я всем чужой,
Что между нами есть преграда
И что - не только что со мной -
Они чужие меж собой
И связаны привычкой стада... -
Вот дом огромный. У дверей
Стоит швейцар в ливрее странной,
Пузатый, пудреный, жеманный,
И держит с важностью царей,
Храня надменно вид свирепый,
А в окнах бродит блеск огней
И тени шаткие гостей,
Снуясь, блуждают. Пир исправен,
Гостям хозяин саном равен:
Ему подобно, искони
Земли властители они
И не уступят, величаво
Держась за вековое право,
Клочка пустого ни на шаг,
Где отдохнуть бы мог бедняк,
Взглянуть - усталый - хоть ошибкой
На жизнь с доверчивой улыбкой.
Лакеи служат. Меж гостей,
Нарядных, важных и недружных,
Несется трескотня речей,
Неоткровенных и ненужных;
А между тем, страшна, как мгла
В ночи глухой, ночи беззвездной,
Бездонно, холодно легла
Ее - дни, месяцы, года -
До самого конца их века
Не переступит никогда
Живое чувство человека!
Сошлись,- их вместе держит ложь,
Лакейство с жадностию льстивой
И чванства дух сребролюбивый;
А втайне зависть точит нож,
И клевета в норе сокрытой
Шипит змеею ядовитой...
И связи между ними нет!
Все это шутка или бред!
А этот нищий, тощий, бледный,
Оборванный, чей злобный взгляд
Тайком следит прохожих ряд,
Забывших дома грош свой медный?
А этот жирный адвокат,
Своих клиентов вор законный?..
Один, в трактире, полусонный
С довольным видом равнодушья,
Один наевшись до удушья,
Напившись так, что жар с ланит
Красно-синеющих палит...
А этот пастырь, заточенный
В свой белый галстук?.. Он несет
Подмышкой том позолоченный,
Он завтра в нем строку найдет,-
У черни с высшей точки зренья
Отнимет сладость воскресенья...
Нет, нет! клянусь: тут связи нет!
Тут только шутка или бред!
Тут труп общественного зданья
В дырявой мантии преданья!
3
Вот улица, где блеск и шум
Пугают удивленный ум.
Сорвавшись с цепи злых печалей,
Сюда со всех концов земли
На пир безумных вакханалий
Здесь юноша отважно праздный
Спешит растратить свежесть сил,
И старец дряблый приютил
Разврат бессильный, безобразный.
Кипит, тревожный жар тая,
Страстей подземная струя,
И в этой улице без меры
Державно царствуют гетеры
И увлекают за собой
Небрежной легкостью нарядов,
Движеньем поступи лихой,
И плеч нагою белизной,
И томным сладострастьем взглядов.
Кого в проулке близ угла
Ты ждешь, красотка молодая?
Кого, улыбкою лаская,
Ты нынче на ночь зазвала?
Как?.. Этот остов?.. Тень мужчины?..
Я знаю, на челе его
Лицо худое у него
Изрыли ранние морщины;
Но - бедная! Он зол и глуп,
В разврате холоден и груб.
Да!.. но как хлеб тебе он нужен!..
Ты с ним идешь. Ваш буйный ужин
Встревожен розовой зарей...
Довольно! Шутки площадной
Наслушалась до отвращенья;
С тобой он пил до одуренья,
Теперь вези его домой!
Вот спальня. В ней царит молчанье,
Скрывают шторы дня набег,
И длится ночь, и жарких нег
Таится робкое дыханье.
Теперь он как бы счастлив был!
Но голова его повисла,
Едва ль он - пьяный - сохранил
Для наслажденья каплю смысла!
Вы расстаетесь... Он уходит,
И остаешься ты одна.
Печальный луч сквозь шторы бродит;
Все пусто! С скукой и тоской
Ты привстаешь и ручкой нежной
Играешь длинною косой,
На грудь упавшею небрежно;
Твой взор рассеян и уныл,
Улыбку на устах сменил
Неясной думы след печальный...
На память край приходит дальний,
Твой бедный, мирный городок,
Земли укромный уголок,
Приют весны первоначальной.
Ты помнишь сад и поздний час,
И робкий ропот старой ивы,
И юношу, и в первый раз
Слова любви, любви стыдливой,
Так простодушной, как потом
Ты плачешь? Юных грез утрата
Невольно сердце шевелит;
Но в страхе мысль твоя спешит
Забыться в образах разврата...
А знаешь что?.. Умри скорей!
Умри пораньше! Не жалей!
Смерть - слово горькое для слуха,
Да разве лучше жизни нить?
И знаешь ли, как гадко жить
Голодной, брошенной старухой!
4
Но дале улицы пустей,
Карет слабее отголосок,
Туман становится густей.
Тут льется Темза. Берег плосок,
Река с свинцовым блеском вод,
Через нее мостов намет;
Кой-где гнездясь, людские тени
Чернеют в смраде испарений;
К ним страшно близко подойти:
Спешит испуганный прохожий
По запоздалому пути,
Почуя в мраке без движенья
Глухие тайны преступленья.
А завтра прозвенит звонок,
Пойдут свистки со всех дорог,
Пойдет вседневная работа;
Торговли гордая забота
Товар громадный двинет свой,
Облитый нищенской слезой
И градом трудового пота.
Все призраки воскреснут вдруг;
Над бедным миром вспрянут власти -
Храня общественный недуг,
И вновь помчится вихрь несчастий...
О род людской! О род людской!
Куда спешишь ты в этом шуме?
Где отдохнет твой мозг больной
На жалком поприще безумий?..
5
Меня влечет воспоминанье
К тебе, о родина моя!
Где ранней жизни трепетанье
Я детским слухом понимал,
Где я любил, где я страдал,
Где, заглушая все, что больно,
Я тратил юность своевольно,
Как будто мне была она
На веки вечные дана;
Страна, в которой так невольно -
С годами всасываясь в кровь -
Привычкой стала мне любовь
И где оставил я унылых,
Немногих близких, сердцу милых,
И множество ненужных лиц,
Да несколько родных гробниц.
Печальной родины природа
Со мной дружна, давно своя...
Привык я долгие дни года
Когда от стужи не трепещет
Морозный воздух, день без туч,
И, рассыпаясь, яркий луч
По снегу искристому блещет,
Иль даль, белеясь при луне,
Мерцает в грустной тишине...
И длится, длится вечер длинный,
Печально бродит отблеск свеч,
И сердцу памятную речь,
Томяся, шепчет дух пустынный.
Но вот смягчен зимы набег,
И, тихо грея, солнце пышет,
Теплом дремотный воздух дышит,
И тает пожелтелый снег,
И речка, взламывая льдины,
Бурлит и брызжет у плотины.
Вот почернел знакомый путь,
Пробилась робко зелень в поле,
Душистый лист на свежей воле
И песни вечером веселым
Далеко слышатся по селам;
Перекликанья соловьев
Всю ночь тревожат сумрак сада,
С зарей пастух выводит стадо
На склон прибережных дубров;
Береза свиснувшею сенью
Качается под говор вод;
Пастух объят блаженной ленью
И песню звонкую поет;
Звучит, теряясь безотзывно,
Напев протяжный, заунывный,
А плакать слушая легко,
Куда-то смутно мысль несется
И между тем внутри живется
Так бесконечно широко!
6
Но ближе в жизнь людей вступая,
На томный мир родного края
Иначе взглянешь. Станет жаль;
Тяжелый ужас и печаль
Охватят холодом невольно.
Как их безбрежные поля,
Безгласны люди. От Китая
До стен недвижного Кремля,
Под диким гнетом изнывая,
Томится русская земля.
Живут и мрут среди смиренья
В молчаньи вялом поколенья.
Молчит запуганный мужик
Под розгой маленьких владык;
Его чиновник грабит смело;
В труде проходит жизнь его
И не приносит ничего;
Проходит тускло... После тело
Кладут, как ветошь, в темный гроб,
Над ним бормочет пьяный поп
Да бабы вопят... Жизнь бесцветна,
Безрадостна и неприветна,
И скорбь на сердце велика!
И тот из нас; кому наука
Раздвинула границы дум,
На привязи свой держит ум,
Снедаем праздностью и скукой.
Кругом помещики-глупцы,
Рабы, нахалы, подлецы,
Попы, мундиры голубые,
Воров казенные полки,
Да меры к лучшему тупые,
Да плеть, да ссылки, да штыки;
И чья-то воля будто правит,
И сверху вниз все давит, давит,
И тесно, тяжело дышать,
И хочется бежать, бежать,
Куда-нибудь уйти скорее
От этой жизни, пытки злее,
От этой грязи вековой,
От этой родины святой!
7
Где люди бесятся и мрут,
Найдется где-нибудь приют
Свободно мирный и разумный,
Где жизнь светла и глубока,
Как величавая река,
Могла б путем не своенравным
Широко течь в движеньи плавном?
Нет, нет! Нигде приюта нет!
И всюду рабства тощий бред!
Иди чрез снежные вершины
Вечно величественных гор,
Спустися в свежие долины,
Иль, вырываясь на простор,-
Переплыви в тревоге рьяной
Разлив немолчный океана,
Везде найдешь один ответ:
Приюта нет! Приюта нет!
Живи под тяжестью терпенья
И с чувством горького презренья
Жди неизбежного конца.
Да! Смерти строгие картины
В воображении моем
Проходят чередою длинной...
Но при сверканьи роковом
Косы решительного взмаха
Нет ни смущения, ни страха.
Людей предсмертные черты
Теснятся в мир моей мечты:
Ее ль внезапное созданье.
Иль где-то виденного сна
Знакомое припоминанье,-
Но смертью мысль моя полна,
И слышит робкое вниманье
Предсмертной поступи шатанье...
8
Я помню образ молодой --
Борьбы и страсти отпечаток;
В нем бился с внутренней тоской
Могучей юности остаток.
"Оставим мир его судьбе!
Страданья тягостны и лживы
И жертвы тщетные смешны:
Мы неги сладостные сны
Осуществим, пока мы живы,
Пока могила не взяла
Холодно бледного чела".
И наслажденье молодое
На юге дальнем он искал,
Где у подножья желтых скал
Ликует море голубое,
И день сияющ, и пышна
Над ночью синею луна.
Лежит на мраморных колоннах
Спокойно замка пышный кров;
Там лики мраморных богов,
Картины в рамках золоченых
И веет запахом цветов.
Кругом зеленый трепет сада;
Мерно урчащею струей
Фонтанов свежая прохлада;
С террасы видно - лоно вод
В даль бесконечную идет.
Там - сын неугомонной воли,
Беглец полезного труда,
В который он не верит боле,-
На передсмертные года
Себе причудливо устроил
Приют, где любовался взор
На гармонический простор.
Хоть он и тут не успокоил
Дух затаенной жажды дел,
И тут забыть он не умел
Всей злобы дум непримиримых
Противу зол неисцелимых,
И тут, как безотвязный друг,
Тоски подавленной недуг
Не раз владел его душою,
Бесплодной пеной отшипал
Его нетронутый бокал;
Но он упорно с страстью жадной
Минуты счастия ловил,
И жизни каждый звук отрадный
Ему глубоко внятен был.
Он сладко пел, когда лениво
По зыби трепетной - луной
Посеребренного залива -
Ладья, укачивая, шла
Под плеск нырявшего весла.
Порой в огнях блистала зала,
Гремел оркестр в вечерний час,-
То извиваясь, то резвясь,
Вакханка гибкая плясала...
А он любил. Он торопливо,
Прощаясь с жизнью прихотливой,
Пил с жгучей жаждою в крови
Струи последние любви.
В тиши таинственных ночей
Ловил он мягкий шелк кудрей
И ласки девы черноокой,
Дрожанье персей, вздох глубокой
И шепот вкрадчивых речей;
Любовь несытая хотела
Волненья молодого тела,
Чтоб, замирая, близ него
Дыханье жаркое горело,
Чтоб жилка каждая его
И трепетала бы и млела,
И он впадал бы в смутный сон,
Весь упоеньем истомлен.
Он отжил быстро. В час урочный
Он знал, что средства беспомощны,
Что скоро тайной боли гнет
Натугу тела разобьет.
Ему венком главу обвили,
Его на берег положили,
В даль бесконечную идет.
Была пора вечеровая,
И мирно погасавший день
Прозрачная сменяла тень;
Ложилась ночь, благоухая.
Склонясь, зеленый дуб шумел,
И звонкий голос песни пел,
И с ними вод морских волненье
В одно сливалось песнопенье;
Ему внимая, замер слух,
Остыла жизнь и взор потух.
Над телом, дремлющим без муки,
Торжественно носились звуки
И пролетела без следа,
Мелькнув, падучая звезда.
9
Но, пропадая в сумрак черный,
Сокрылся юный призрак мой,
И помню образ я иной:
То был спокойный, но упорный
По бороде сребрился волос,
Но было тихо и светло
Его высокое чело;
Подобья лжи строптивый голос
Со дня рожденья не изрек;
Печальный взор его был строг
И, ярко в душу проникая,
Казнил, в злодействе уличая.
Он был похож на тех людей
Уже давно минувших дней,
На тех отступников Зевеса
И не поклонников Христа,
Которых строгие уста
В словах простых, но полных веса -
Служили только одному
Простому, здравому уму;
Носитель неподкупных истин -
Он не ходил за общий пир,
Ему равно был ненавистен
И середь племени чужого
Он ничего не знал родного,
Он видел, как сквозь тьму веков,
Чуждаясь дико мыслей здравых,
Стремится с яростью волков
Толпа мучителей кровавых
И с ними, не глядя куда,
Народов жалкие стада.
И вот уж некуда бежать,
И соберутся бушевать
Все силы дикие природы
С потопом и огнем своим
Над диким племенем людским.
Быть может, новый Девкальон,
И новый мир наполнит он
Породою не меньше странной,
И повторять грядущий род
Но, видя общее паденье,
Как одинокое явленье
Поодаль гордый муж стоял
И ясность взгляда сохранял,
Чтобы подземных сил привал
Жерло мгновенно разорвал
И мир засыпал жгучей лавой...
10
Но ночь уходит. Фонари
И утро в тягостном покое
Идет туманное, сырое...
Душа устала - и рассвет
Все так же полон духом бед.
Ночь. Впервые - ПЗ, 1859, стр. 21-36. Поэма написана в 1857 г. Автограф ИРЛ. Печатается по ПЗ.
Per me si va tra la perduta gente. (Dante) - Через меня здесь входят к падшим поколеньям (итал.) - Данте ("Ад", песнь III).
То был спокойный, но упорный и гордый муж... - Ворцель Станислав Габриель (1799-1857) - польский эмигрант.
Девкальон - мифологический герой, сын Прометея, спасшийся со своей женой от Зевсова потопа.