• Приглашаем посетить наш сайт
    Пришвин (prishvin.lit-info.ru)
  • С того берега

    С того берега

    Молчат. Топор блеснул с размаха,
    И отскочила голова.
    Все поле охнуло. Другая
    Катится вслед за ней, мигая.

    Пушкин ("Полтава")

    На утесе на твердом сижу я и слушаю:
    Море темное плещет, колышется;
    И хорош его шум и безрадостен,
    Не наводит на помыслы светлые.
    Погляжу я на берег на западный -
    И тоска берет, отвращение;
    Погляжу я на дальний на восток -
    Сердце бьется со страхом и трепетом.
    Голова так и клонится на руки,
    И я слушаю, слушаю волны - да думаю,
    А что думаю - говорится вслух.
    Не то оно песня, не то сказание.

    Погляжу я на берег на западный, -
    Вот что было там, что случилося.
    Мерзлым утром рано-ранехонько
    Выступали полки, шли по улице;

    Мерно пехота шла, раз в раз, не сбивался;
    Гул тяжелый несся от поступи.
    Барабаны трещали без умолку,
    Впереди несли знамя военное,
    А на знамени орел сидит,
    А орел - птица кровожадная!
    И пришли полки, стали на площадь,
    Середь улицы плаха воздвигнута.
    За полками народу тьма-тьмущая;
    Все на плаху глядят и безмолвствуют,
    Тишина была страшная, гробовая.
    Вот на площадь ввели двух колодников,
    Что задумали подорвать кесаря;
    Не хотели они орла кровожадного
    Али ястреба, падалью сытого.
    Вот ввели их, двух колодников,
    А ввели их со солдатами,
    А солдаты со саблями с обнаженными, -
    Для двух скованных сила грозная!
    И пришли они, два колодника,
    По морозцу пришли босоногие;
    Два попа им лгали милость божию.

    А затылки у них острижены,
    Топору чтоб помехи не было.
    И надели на них, на колодников,
    Покрывало черное на каждого:
    За отцеубийство казнить их велено.
    Да отец-то где ж, вы скажите мне?
    Разве тот отец, кто казнить велит,
    Кто казнить велит, а не миловать?
    Ах, лжецы вы, лжецы окаянные!
    Погляжу на вас да послушаю, -
    Так с отчаянья индо смех берет.

    И пошли на плаху колодники,
    Шли спокойно они и безропотно,
    Перед смертью только воскликнули:
    "Эх! Да здравствует наша родина
    И другая страна, столь любимая,
    Где теперь мы слагаем головы,
    А в любви к ней не раскаялись!"
    И попадали обе головы.
    И палач склад обе головы в мешок,
    А безглавые тела повалил на телегу,
    Повезли спозаранку к ночлегу.


    Кто понурясь пошел с горькой горестью,
    А иной был рад, что бог милость дал
    Увидать на веку дело редкое.
    Постояли полки, - делать нечего,
    И пошли опять стройной выстройкой,
    Только гул стонал от их поступи.
    Впереди несли знамя военное,
    А на знамени орел сидит,
    А орел - птица кровожадная!

    Кровожадная она и не новая:
    В стары годы ее на знамени
    Гордо-лютые носили римляне.
    И у них был Брут, убил кесаря,
    И была ему слава великая.
    Да не впрок пошло убиение, -
    Сам народ был раб, по душе был раб,
    И пошли все кесари да кесари;
    Много крови лилось человеческой...
    Сказка старая, невеселая!

    Погляжу я на дальний на восток:
    Там мое племя живет, племя доброе.
    Кесарь хочет ему сам свободу дать,

    Если кесарь сам нам свободу даст,
    Он не кесарь - новый дух святой!
    Ну! да как же кесарю нам свободу дать?
    У него все ж орел на знамени:
    Дух святой являлся в виде голубя, -
    А орел - птица кровожадная!
    Верить хочется и не верится,
    С думы сердце в груди надрывается.

    И все жаль мне их - этих двух людей,
    Что сложили свои головы
    Так спокойно и так доблестно,
    Перед смертью только воскликнули:
    "Эх! да здравствует ваша родина
    И другая страна, столь любимая,
    Где теперь мы слагаем головы,
    А в любви к ней не раскаялись!"

    Моя песня - не просто сказание.
    Моя песня - надгробное рыдание
    По людям, убиенным за родину,
    За любовь к воле человеческой,
    По мученикам, по праведным,
    Святой вольности угодникам.

    Моя песня - надгробное рыдание:
    Из груди она с болью вырвалась,
    От глубокой тоски сказалася...
    Ты лети ж, моя песня скорбная,
    Через море, море шумное,
    Долетай до людских ушей,
    Пусть их слушают хотя-нехотя.
    Кто в душе грешен - тот пусть бесится,
    До него мне и дела нет;
    А прямая душа - пусть прочувствует,
    Горькой думою призадумается.
    А не тронешь из них ни единого, -
    Лучше ж, песня ты моя скорбная,
    Потони ты в плеске волн морских,
    Без следа развейся по ветру,

    <1858, март - апрель>

    Примечания:

    С того берега (стр. 268). - Впервые - Лонд. изд., с. 401-405.

    Название заимствовано у Герцена. Как и Герцен в книге "С того берега", Огарев в своей поэме противопоставляет "берега" - берег реакции и берег революции.

    В поэме получили отражение события, связанные с покушением итальянцев Ф. Орсини и Д. -А. Пиери на французского императора Наполеона III.

    Граф Феличе Орсини (1819-1858) - выдающийся деятель итальянского национально-освободительного движения. Был знаком с Герценом, восхищавшимся целеустремленностью и мужеством Орсини. Видя в Наполеоне III главного противника объединения Италии, Орсини без колебаний осуществляет покушение, кончившееся, впрочем, неудачей. 13 марта 1858 года Орсини и Пиери были казнены.

    ... задумали подорвать кесаря... - Наполеона III. Покушение было совершено в Париже 14 января 1858 года.

    Кесарь хочет ему сам свободу дать... - В этих строках отражены иллюзии Огарева и Герцена, связанные с Александром II и его отношением к крестьянскому вопросу.