АФРИКА.
(отрывокъ).
Sic transit gloria mundi!
То было время грозной славы:
Междоусобiемъ томимъ,
Грань разширялъ своей державы
И задыхался старый Римъ.
Уже въ коварную угоду
Или сенату, иль народу--
Вожди, заспоря межь собой
Властолюбивою враждой,
Топтали древнюю свободу.
Въ то время Силла казнью мстилъ
Своимъ врагамъ и травлей новой
Роскошно тешилъ Римъ суровый,
А старый Марiй уходилъ
И въ дальней Африке за моремъ
Блуждалъ, несокрушимый горемъ.
Клонился въ море знойный день,
И блескомъ позднимъ позлащенный,
Ждалъ ночи берегъ раскаленный,
И тихо подступала тень.
Средь колебанья дня и мглы,
Залива голубыя волны
Плескались въ белыя скалы,
И воздухъ жаркiй и ленивый
На берегъ веялъ молчаливый.
Тиха печальная страна!
Не нарушалъ уже полвека
Ея безвыходнаго сна
Ни трудъ, ни говоръ человека.
Давно въ пустынный край не шли,
Стремясь какъ птицъ крылатыхъ стая,
По морю веслами махая,
Съ товаромъ дальнимъ корабли;
Отъ Нила по степямъ песчанымъ
Не приходили съ караваномъ,
Рукой рабовъ навьючены,
Тяжедоступные слоны.
Давно съ жестокостью безумной
Здесь пронеслась чрезъ городъ шумный
Война кровавою пятой,
Оставя пепелъ за собой.
Добыча смерти или плена,
Торговли жадной дни прошли,
Замолкли клики пышныхъ брашенъ,
Обломки гордыхъ стенъ и башенъ
Безмолвной грудою легли.
Съ техъ поръ, спаленные, истлели
Цветы садовъ и злаки нивъ,
И лавры больше не шумели,
Ни зелень темная оливъ:
Лишь жизни волею могучей
Наследникъ рушенныхъ дворцовъ --
Зеленой сетью плющъ ползучiй
Разросся мирно вкругъ столбовъ,
И въ часъ полдневнаго досуга
Понежиться на солнце юга
Изъ-подъ камней скользитъ змея,
Иль резвыхъ ящерицъ семья;
И вновь въ томительномъ молчаньи
Лежитъ пустынная страна,
И только дышитъ въ колыханьи
Неугомонная волна.
Но римскiй вождь, венчанный славой,
Среди развалинъ одинокъ
Какъ бы преступникъ, иль пророкъ.
Суровъ былъ взглядъ его; ланиты
И лобъ морщинами изрыты
И въ кудряхъ черной бороды
Годовъ белелися следы.
Но крепость мышцъ не изменила,
Все та же въ жилистой руке
Плебейская дремала сила--
Какъ въ ненатянутомъ луке;
Въ груди, покрытой броней медной,
Таился тотъ же гласъ победный,
Передъ которымъ вражья ратгь,
Смутясь, не въ силахъ устоять.
Давно ли онъ съ трибунъ народныхъ
Громилъ сенатъ въ речахъ свободныхъ?
Давно ль средь боевыхъ тревогъ
Онъ былъ для войска некiй богъ?
Смиритель Кимвровъ и Тевтоновъ,
Давно ль онъ съ сонмомъ легiоновъ
Лавровенчанный въ Римъ вступалъ
И Римъ ему рукоплескалъ?
Но втуне смолкли клики славы,
Соперникъ смелый и лукавый,
Его же дерзкiй ученикъ,
И старый вождь унесъ въ изгнанье,
Въ прiютъ далекiй отъ людей --
Обиды горечь и сознанье
Величья гордаго скорбей.
Но не груститъ орелъ нагорный
Подобно горлице лесной:
Вождь терпеливый и упорный
Томился думою иной.
Въ себя въ немъ вера не уснула!
Онъ все жь былъ грозенъ какъ судьба:
Рука наемнаго раба!
И те же волновали страсти
Скитальца непреклонный умъ,--
Любовь къ свободе, жажда власти
И мыслилъ онъ: еще поспоримъ!
И взоромъ Римъ искалъ за моремъ.
А съ неба знойнаго сходя,
Вечернiй лучъ сiялъ печаленъ
И образъ стараго вождя.
И вечнаго роптанья полны,
Далеко колыхались волны
Примечания:
"Русскiй Вестникъ", т. 2, 1856