ЭПИЗОД ИЗ НАШЕЙ ЖИЗНИ В ПАРИЖЕ
Мы первые уехали из Италии в Париж. Там мы застали П. В. Анненкова и И. С. Тургенева. Оба они были очень милы и внимательны с нами. Они показывали нам Париж и забавлялись нашим изумлением европейской жизнью на улицах.
Из гостиницы мы переехали в Елисейские Поля, заняли там третий этаж в доме Фензи, а первый этаж просил взять для него Александр. Во втором этаже жила какая-то семья англичан. Наконец приехали и Герцены. Встреча была самая радостная. Натали заняла комнату под нашею комнатою. Мы провели на веревочке маленький колокольчик из своих окон в окно комнаты Натали. Она позвонит, мы бежим к окну. Нам ее надобно -- мы дернем веревочку,-- она покажет свою головку в окне. Что за жизнь была -- прелесть. Мы только спали врозь.
Однако англичанкам, вдобавок пожилым, не совсем нравились наши русские затеи, и отец наш частенько был на их стороне.
-- Надо жить, но и других не стеснять,-- говорил он со своей кроткой улыбкой.
В сущности, он один был между нами европеец. Раз Натали чуть не разошлась со мной. Мы узнали, что в предместье св. Антония строят баррикады. Герцен, отец наш и Селиванов собрались и пошли туда. Мне очень хотелось идти с ними, но они благоразумно отклонили эту честь. Раздраженная их безучастием, я вошла к Натали и звала ее с собой, но та не решалась оставить детей.
-- Еще не знаю, что с Александром будет, да сама уйду,--а дети?.. ты, кажется, о них никогда не думаешь.
Я замолчала, но думала про себя: "Да разве мало детей в Париже. Если бы все родители так думали, все бы сидели сложа руки". Улучив минуту, я осторожно вышла одна на улицу. Сердце сильно билось, вдруг меня догоняет Саша и говорит:
-- И я с тобой, Наташа.
-- Нет, милый, сегодня не могу тебя взять, нет, иди домой, мама будет беспокоиться о тебе: в Париже стреляют,-- баррикады.
Я уговорила его вернуться и пошла одна. Улицы пусты, на Вандомской площади стреляли,-- я перешла площадь с страшным волнением, исполненным восторга и чувства долга. Во всех переулках стояли часовые -- дальше меня не пустили, и я должна была идти домой.
Часов в пять Александр и отец вернулись; они хотели зайти за Анненковым и Тургеневым, Но их не пустили. Анненков и Тургенев три дня не выходили из своих квартир, и только посылали записки Александру, но записки их с трудом, и то не все, доходили.
Все были встревожены моим долгим отсутствием и хотели идти отыскивать меня, но вскоре я сама появилась, красная от волнения и палящего солнца. Все напали на меня, больше всех Натали. Она уложила меня в постель; уверяла, что у меня жар, села в ногах и читала мне долгую проповедь, как нехорошо быть эгоисткой и легкомысленной. Лицо ее выражало такой гнев, какого я у нее никогда не видала
Возвратясь из Италии, Александр наткнулся на 15 мая [324], потом осадное положение Парижа и июньские дни.
25 или 26 июня всю ночь слышалась канонада. К утру она умолкла, только по временам трещала ружейная перестрелка и раздавался барабан. Улицы были пусты, по обеим сторонам стояла муниципальная гвардия. На Place de la Concorcie был отряд мобили.
Александр и Анненков отправились к Мадлень. По пути их остановил кордон национальной гвардии, пошарили в карманах; спросили, куда идут, и пропустили. Следующий кордон, за Мадлень, отказал в пропуске. Они возвратились к первому, там тоже их остановили.
-- Да ведь вы видели, что мы тут шли?
-- Не пропускать! -- крикнул офицер.
-- Что вы шутите, что ли, с нами? -- сказал Александр.
-- То-то, господа, видите, что значит неосторожность. Зачем в такое время выходить со двора,-- умы раздражены, кровь льется. Можете отправиться домой, только не мимо кордона. Я вам дам проводника, он вас выведет в Елисейские Поля.
"Нехорошо было в Париже, нехорошо было и у нас,-- говорит об этом времени в своих записках Александр. -- Мы слишком много видели, слишком настрадались. Тишина и подавленность, наступившие после ужасов, дали назреть всему тяжелому, запавшему в душу" [325].
Спустя месяц, вечером 26 июня, послышались правильные залпы с небольшими расстановками и барабанным боем.
Это расстреливали...
-- Зачем не уехал и я,-- говорил впоследствии Александр,-- многое было бы спасено [326]
Примечания:
[324] 15 мая 1848 г. в Париже состоялась грандиозная народная демонстрация; поражение демонстрации расчистило путь буржуазной реакции к кровавой расправе с парижским пролетариатом в июньские дни.
[325] Неточная цитата из "Б и Д", часть V.
"Рассказа о семейной драме" ("Приметы") в части V "Б и Д".