Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Л"

1. Толпа

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: о чем, кажется, печалиться, когда ты успел выбрать такое удобное место обозревать эту пеструю толпу проходящих? Ну, право, здесь как нельзя лучше можно делать психологические наблюдения и от души посмеяться. Леонид. Смеяться... Но что же нашел ты тут смешного? Вольдемар. Как что смешного? Да взгляни на все эти лица; посмотри на этих суетящихся лавочников, заметь это желание воспользоваться хотя копейкою барыша, эти смешные приемы, эти беспрестанные повторения одних и тех же слов: "сахар, чай, кофий -- все есть у нас; пожалуйте, барин". Какую досаду наводят они на сморщившееся лицо этого старика, олицетворенную идею скупости; посмотри на эту толстую рожу осанистого купца, который с самодовольным видом выступает, поглаживая бородку, как будто бы его везли на сундуках золота; видишь ли эти вытянутые фигуры тонных дам, которые спешат втридорога заплатить за всякий товар, чтобы украсить свои отцветшие уродливые лица; посмотри на этого барина, который со всею дворянскою важностью отправляется забирать как можно более вещей -- в долг. Ну, скажи, Леонид, не смешны ли все эти фигуры? Не заставит ли тебя хохотать эта заботливость, ни к чему не ведущая, эта заботливость, которую можно назвать беспечностью, эта суетливость, которую можно назвать бездействием? Не смешно ли видеть этих людей, которые целую жизнь хлопочут, чтобы ничего не сделать? Леонид. Нет, Вольдемар, я еще ничего не вижу здесь смешного. Досадно и жалко! Целая толпа, которая живет без всякой цели в жизни или с какою-нибудь мелочною целью, с каким-нибудь эгоистическим чувством, унижающим человечество. Тысячи людей, не одушевленных никаким общим стремлением, никакою общею идеей, тысячи людей, разъединенных в глубине души, занятые частностями, жалкими видами, -- и это тебе...

2. Памяти художника (А. А. Иванову)

Входимость: 1. Размер: 28кб.

Часть текста: по той же дороге было невозможно,-- он больше не верил. Ему предлагали работу в России, работу на византийский манер; но тут уже ему предстояло не только без веры трудиться над религиозными предметами, но даже забыть и те изящные формы, выработанные художниками в эпоху Возрождения, забыть не только мадонны Рафаэля и Тициана и святых Доминикина, но даже фигуры староитальянской и старонемецкой школы, Джьотто и Гольбейна, где, несмотря на плоскость рисунка, поражает живое, человеческое выражение лиц; ему приходилось бы писать пучеглазых богородиц коричневого цвета, изменить искусству без внутренней веры в религиозную святыню. Художник не мог лгать сам с собою и, несмотря на стесненные обстоятельства, отказался от работы в храме Спасителя на Пречистенке. Хотя бедно, но проживет как-нибудь, проживет независимо и напишет новую картину, не по чуждой заданной теме, а по внутреннему влечению, по своему вдохновению. Но где же найти это вдохновение? Религиозный мир закрылся, христианские идеалы побледнели. Какие же идеалы у нового мира, у современного мира? Где его вера? Где его герои? Перед каким величавым образом современное человечество может остановиться и взглянуть с упованием? На каком величавом образе остановится мысль художника с любовью и верою? "Дайте мне живую мысль, дайте мне живую веру, дайте мне живую тему для картины,-- говорил художник,-- или скажите: что?.. искусство погибло в наше время?., погибло безвозвратно от недостатка жизни в современном человечестве, или от того, что жизнь не нуждается в искусстве и все интересы деятельности движутся вне художественного...

3. Либединская Л.: С того берега (Повесть про Огарева). Часть вторая. Глава шестая

Входимость: 1. Размер: 51кб.

Часть текста: усиленно выпивали, дымили наперебой, и в сизом воздухе витали неторопливые разговоры о разгоне в Польше демонстраций и о том, как радовались мужики-поляки, что их панов хватают и арестовывают. Солдаты своими ушами слышали, как мужики толковали: "Дай боже, чтобы и наш пан во что-нибудь замешался". Это очень веселило солдат, радуя их крестьянские души, - приятно было разделаться хоть с чужими панами. Дремлющий пассажир в разговоры не вступал, хотя слушал порой внимательно, открывая глаза и всматриваясь в попутчиков сквозь клубы дыма. Он все время сидел с закрытыми глазами не потому, что устал, и не потому, что нервничал, и не оттого, что боялся. Паспорт у него был прекрасный, прислал его знакомый купец, визы были оформлены всюду, где полагалось, начиналось его заветное путешествие в Россию прекрасно и благополучно. Только вот немедленно началось и продолжалось непрерывно разрушение всех иллюзий, которыми он жил последнее время. Вспоминался февраль прошлого года, манифест об освобождении крестьян, огромный транспарант на вечерней лондонской улице, подсвеченный газовыми светильниками: "Сегодня в России получили свободу двадцать миллионов рабов". И банкет, огромный банкет, который устроил Герцен в честь освобождения. А перед самым началом банкета принесли сообщение о том, что в Варшаве опять стреляли и много убитых и раненых. Мрачный Герцен произносил тост за освобождение...