Поиск по творчеству и критике
Cлово "1883"
Входимость: 4. Размер: 47кб.
Входимость: 2. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 126кб.
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 4. Размер: 47кб.
Часть текста: у А. А. Тучкова в 1850 г Анненков Павел Васильевич (1812--1887), критик умеренно-либерального направления, мемуарист Аракчеев Алексей Андреевич, граф (1769--1834) Арапетов Иван Павлович (1811--1887), товарищ А. И. Герцена и Н. П. Огарева по Московскому университету; в 50-х гг. член редак-ционных комиссий по крестьянскому делу Арсеньева Елизавета Алексеевна (рожд. Столыпина; 1773--1845), бабушка М. Ю. Лермонтова Астраков Николай Иванович (1809--1842), преподаватель математики, друг юности А. И. Герцена и Н. П. Огарева Астраков Сергей Иванович (1816--1867), преподаватель математики, механик-изобретатель; в 40--50-х гг. был близок к Н. П. Огареву Астракова Татьяна Алексеевна (1814--1892), писательница, жена Н. И. Астракова Байрон Джордж Ноэл Гордон (1788--1824) Бакунин Михаил Александрович (1814--1876) Бакунина (рожд. Квятковская) Антония Ксаверьевна, жена М. А. Бакунина Баранов Григорий Баранова Варвара Григорьевна, дочь Н. и Г. Барановых. Баранова Наталия Ивановна, во втором браке -- жена С. А. Тучкова, брата деда Н А Тучковой-Огаревой Бартелеми...
Входимость: 2. Размер: 22кб.
Часть текста: Семья Огаревых обыкновенно проживала зимой в Москве, а на лето переезжала в какое-нибудь из своих богатых имений. Николай Платонович потерял свою мать двухлетним ребенком. Детство свое он провел в мирной обстановке, чисто обломовского характера, на попечении двух бабушек, няни из крепостных и дядьки, выучившего его читать и писать. Бабушки и дядьки способствовали выработке в нем внешнего религиозного настроения, которое впоследствии легко исчезло под влиянием Байрона и философии 18 века, для того, чтобы с течением времени снова возродиться в обновленном виде. Чтение в деле развития Огарева имело большое значение, особенно производил впечатление на него Шиллер, впервые пробудивший в душе его идеальные стремления. Немец-гувернер — Карл Иванович Зоненберг, приставленный к будущему поэту, когда последнему исполнилось тринадцать лет, был слишком ничтожной личностью для того, чтобы иметь на кого-либо нравственное влияние, но он много способствовал физическому развитию своего воспитанника и, кроме того, сыграл громадную роль в...
Входимость: 1. Размер: 126кб.
Часть текста: Предисловие (к сборнику: "Русская потаенная литература". Лондон, 1861) Прежде всего мы должны извиниться в недостатках этого издания. Неполнота и ошибочность рукописей, затруднительность получать книги из России - не раз ставили нас в невозможность исправить, что казалось ложным для уха и смысла, и вовлекали к печатанию уже напечатанного в России {У нас даже нет геннадиевского издания Пушкина. Из напечатанных в России стихотворений мы заведомо поместили только одну пьесу Пушкина: "Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем" - каемся - только потому, что нам стало жаль не поместить ее. Мы просим читателей взглянуть в примечания в конце книги, чтобы заметить стихотворения, к которым они относятся. Наши, увы, слишком немногие сведения доставались нам в продолжение печатания книги, и потому мы не могли в тексте поместить знаки сносок на примечания. <Прим. Огарева.>}. Последнее, конечно, неисправимо, зато и неважно; но первое заставляет нас просить наших почтенных библиофилов присылать нам поправки и пополнять пропуски,...
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Часть текста: чуждое, холодное; незнакомый, непривычный говор на английском языке... все поражало и напоминало мне мою далекую сторону, свою семью. Какая-то толстая англичанка, с саквояжем на руке, бежала к пароходу, видимо боясь опоздать, но, прежде чем спуститься на пароход, она стала расспрашивать всех пассажиров, поднимавшихся по лестнице в город, каков был переезд, тихо ли было море; узнав, что оно было, напротив, очень бурливое, она торжественно воскликнула по-английски: "Не поеду" -- и пошла поспешно назад. Моряки и пассажиры смеялись. Мы отыскали свой багаж, взяли карету и отправились на железную дорогу; тут мы едва успели сдать вещи и занять места, как поезд тронулся с неимоверной быстротой,-- это был экспресс: предметы по дороге мелькали и производили неприятное ощущение на непривычные глаза; мне было досадно, что нам не удалось позавтракать, потому что это было необходимо для здоровья Огарева, с которым мог быть припадок от слабости и от нетерпения видеть своего друга. Часа через четыре мы увидали Лондон, величественный, мрачный, вечно одетый в туман, как в кисейное покрывало,-- Лондон -- самый красивый город из виденных мною; мелкий, частый дождь не умолкал. Взявши багаж и приказав поставить его на карету, мы поспешили сесть в нее и отправились отыскивать Герцена по данному нам адресу доктором Пикулиным: Richmond Chomley-loclge. Но кеб -- не железная дорога, и нам пришлось запастись еще большим терпением; наконец мы прибыли в Ричмонд; несмотря на дождь, город произвел на меня сильное впечатление: он весь утопал в зелени, дома даже были покрыты плющом, диким виноградом (brionia) и другими ползучими растениями; вдали виднелся великолепный, бесконечный парк; я никогда не видала ничего подобного! Кеб остановился у калитки Chomley-lodg'a; кучер, закутанный в шинель со множеством воротников, один длиннее другого, сильно позвонил; вышла привратница; осмотрев нас не без явного любопытства, так как мы, вероятно, очень отличались от лондонских...
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Часть текста: будто ждал заутра казни, Вокруг заботился слуга В ливрее, вышитой гербами. Уже была его перстами Разута барская нога; Он волю барскую пугливо Читал во взгляде и привык Ходить на цыпочках, но живо И преклоняться молчаливо, Внимая брань иль грозный крик. Но вечер весь шел тих и мирен, Князь в этот раз был вовсе смирен, И гладко голое чело Сияло важно и светло; Князь чувством счастья был подавлен, Что утром к ленте был представлен. В богатой спальне в ту же ночь, В тот самый час, уже лежала Под мягким шелком одеяла Его молоденькая дочь, На ложе медленно вздыхая, От тайных дум не засыпая. И тут же у стены другой, В постели мягкой гувернантка, Времен минувших парижанка, С своей девической душой, С лицом морщинистым и старым, С главой, повязанной фуляром, Жалела, что пора пресечь Неистощаемую речь. Все было тихо в этой спальне... Едва мог долетать до ней, Как отголосок смутно дальний, С морозных улиц скрип саней. Лампада томная дрожала И круглый отблеск колебала На потолке, а снизу тьма Была докучна и нема. Сквозь щель опущенной гардины, Упавшей на две половины, Насупротив был виден дом, И кровля длинная на нем Белелась холодно, уныло; По ней печальна и ясна Мерцала кроткая луна, И так все тихо, тихо было, Что безотчетно сердце ныло. О чем же думала княжна? С беды ль прямой иль с небылицы Так долго медлила она Сомкнуть усталые ресницы И по лбу белому порой Водила медленно рукой? Зачем...